С нашей улицы не вернулся никто

Когда началась война, мне было шесть с половиной лет. Сестрёнке – год и 3 месяца. Вскоре к нам в Стерлитамак, на ул.7 Ноября, приехала тётя (папина сестра) с годовалым ребёнком из Брянска. Там служил её муж лётчик-штурман С.Ю.Садыков. Лётчиков сразу забрали на фронт, а семьи кое-как вывезли под бомбёжками. Девочка была – кожа да кости. В чём были, с тем и выехали. В дороге их не кормили.

С нашей улицы тоже стали забирать на фронт. 7 ноября ушли мужчины 1904-1905 годов рождения. Вместе с ними ушёл и папин двоюродный брат Биктимир Хасанов. У него осталось пятеро детей. То ли в июле, то ли в августе получил повестку и мой папа Габбас Нурмухаметович Хасанов, 1907 года рождения. Ему дали три дня на сборы. Эти дни он собирал лошадей. Прощаясь с папой, соседи просили: «Увидишь наших, передай привет. Пусть берегут себя».

Я слышала, как папа шёпотом наказывал брату Губаю: «Если я не вернусь, помоги моим девочкам». Уж очень он нас любил. И вот настал день проводов. Тогда железнодорожный вокзал был маленький, деревянный, а вокруг вокзала – огромный пустырь. Стоял жаркий летний день. Кто-то поил лошадей, кто-то сам обливался холодной водой. Сначала погрузили сено, потом самих лошадей. Папа придерживал свою лошадь и поглаживал её. «Не переживайте, мы скоро вернёмся, – успокаивал он нас. – Только лошадей отвезём…». А потом говорит: «Встаньте на этот бугорок, я буду махать платочком, а вы стойте и машите мне вслед, пока платочек не скроется». Мы так и сделали. И сошли с бугорка, когда скрылся за горизонтом последний вагон.

С того дня каждый вечер сестрёнка звала отца. Она ещё толком говорить не могла, но знала, когда он приходит с работы, всё ждала… А мы, глядя на неё, плакали. От отца пришло всего пять писем, затем – извещение, что он пропал без вести.

А вскоре забрали и дядю Губая, которому отец наказывал присматривать за нами. Мы остались совсем одни. Но в нашей семье был дедушка Нурмухамед. К тому времени он разменял уже восьмой десяток, но какой-никакой, а мужчина. Во многих семьях не было и стариков. Со всей улицы тянулись к нам соседки – что-то починить, поправить… Он никому не отказывал. И каждый раз женщины благодарили его: «Спасибо тебе, Нурый-бабай!» – и плакали.

Вскоре на наше счастье вернулся дядя Губай. Раненный в правую руку, инвалид, но живой. Радости не было конца, когда в пять утра мы встречали его на вокзале. Мама сварила целый казан картошки. «Вот, – говорит, – кроме этого нечем угостить». А он: «Это же деликатес!». Потом взял меня с собой в военкомат. Там ему дали единовременный талон на белый хлеб. Получив целых 4 буханки белого, пушистого пеклеванного хлеба в магазине, что находился в скверике (ныне сквер кинотеатра «Салават»), отдал их мне, а сам пошёл по делам. Я просто летела с этим хлебом домой. А вечером собрались соседи, пили чай с белым хлебом. Трудное было время, но жили мы дружно, делились последним.

На нашей улице все работали на заводе имени Ленина. Когда объявили о Победе, люди шли с работы с радостными криками. Все выскочили на улицу, кричали, смеялись, оплакивали погибших. У матери погибли двое братьев, у одного осталось 6 детей, у другого – трое. Не вернулся и наш отец.

Мы их прождали всю жизнь. Но кроме дяди Губая с нашей улицы так никто больше и не вернулся.

М.Мустафина